Я всегда ощущал невероятное сочувствие и близость ко всем бабушкам, которые что-то продают на улице или в переходах. Сразу было понятно, что им все это тяжело и жизнь у них непростая. Что им нужны деньги, а пенсия маленькая, но жить на что-то нужно. Некоторых бабушек я видел по многу лет на одном и том же месте. Некоторые стояли днем, а некоторые приезжали вечером и ночью. Их было жалко, и мне часто хотелось просто подойти и заговорить с ними.
Сначала мне хотелось сделать фотографии этих бабушек и записать с ними интервью. Но я столкнулся с невероятным страхом, непониманием и постоянными отказами от съемки. Было тяжело и неприятно. Чувстовалось, как они боятся милиции, боятся какого-то подвоха и настолько запуганы, что даже просто пообщаться с ними было очень сложно. Не говоря уже о камере.
Мне не удалось сделать ни одного снимка с их согласия, а фотографировать скрытно мне не хотелось. В течение двух дней с помощью одной знакомой нам удалось взять пять интервью.
– Вы могли бы рассказать, почему вы тут стоите? Чем вы занимаетесь?
– Хочу пару десятков продать. Вот что. На хлеб, молоко. Пенсию еще не получила.
– И вам не хватает?
– Ну конечно, мне, неработающей.
– И еще детям помогаете?
– Да, да. Невестке. В декрете. Трое детей еще у них.
– Почему вы именно тут продаете и это все ваше?
– Наше, наше.
– У вас есть хозяйство?
– В деревне, в деревне.
– Как часто вы приезжаете?
– Редко. Очень редко. Это только, когда недохват.
– Почему вы тут стоите? Чем вы занимаетесь?
– Мы пенсионеры. Просто вот излишки продаем. К празднику, кому что надо купить. Со своего огорода.
– А где у вас огород?
– В деревне.
– Далеко от Минска?
– 15 километров.
– А почему для вас это важно?
– Ну лишнее куда девать? Почему важно? Нормально все.
– То есть вам хватает на жизнь, просто есть излишки?
– Излишки. Конечно.
– И часто вы так продаете?
– Нет. Бывает раза два-три за сезон.
– Почему вы тут стоите? Чем вы занимаетесь?
– Вы не знаете, зачем тут стоять? От хорошей жизни стоим, наверное.
– Сколько вам лет?
– 54
– Это уже на пенсии?
– Нет.
– Один год до пенсии?
– Наверное, уже не будет год. Уже, наверное, больше будет. До шестидесяти.
– Вы боитесь, что поднимут?
– Да.
– У вас нет работы?
– Нет.
– И на что вам хватает?
– На хлеб.
– И часто вы стоите?
– Часто. Как приходится.
– И тяжело?
– Холодно. Тяжело. Что вы думаете? Не тяжело? Принести в руках, постоять.
– Почему вы тут стоите?
– Вы знаете, у меня два миллиона пенсия. Мне не хватает. Во-первых, мне сделали операцию. Надо будет с зубами наводить порядок. Надо же деньги. Ну и на все остальное. Смеситель на кухню поставить, в туалете вот эту надо менять. Квартира запущена до предела. Я одна живу. Ремонт надо делать. Мне некому помочь.
– Почему вы продаете? Это единственное, чем вы можете заниматься?
– Я уже старая. Я не знаю, чем еще заниматься. Это зимой как-то надо. Летом я в деревне работаю. Ездить далеко. Это так я первый раз, если честно сказать. Бенгальские огни продаю. А так я огурчики закатаю.
– Свои?
– Свои. Щавель там закатываю. Первый год. Потом. С чего началось? Я связала носки. Нитки у меня были, я связала. Стояла с носочками этими. Стою. Ну никак. Все вот эти купленные берут. Стоят там молодые, с промтоварными. Смотрят на меня. И думают, наверное: “Вот дурочка”. И я поехала, купила этих носков несколько. Чтобы не стоять со своими двумя-тремя. Заодно огоньки прихватила.
– Милиция вас не гоняет?
– Не дает милиция стоять. Ни с чем не дает.
– И вам приходится бегать туда-сюда?
– Да.
– И вам хватает на жизнь?
– Как вам сказать. Хочу ремонт сделать. Умру – зайдут в квартиру. Надо порядок навести. С пенсии носила, немного откладывала. А теперь непонятно, что со всем этим делается. На кухне надо поменять. Я так не хотела сегодня идти. Устала. Но думаю, до Нового года. Я простыла. Но думаю, надо с этими бенгальскими сходить.
– Вы болеете потому, что здесь стоите?
– Ну конечно же. Тут же сквозняки. Я простыла. Попарилась-попарилась в ванне, полежала-полежала, а потом, думаю, пойду.
– Сколько вам лет?
– 75.
– Чем вы занимаетесь? Почему вы здесь стоите?
– Пенсия маленькая. Вот и стоим.
– И вы продаете каждый день?
– Да.
– И это вам помогает?
– Конечно.
– Вам хватает на жизнь?
– Нет. Если честно говоря, нет.
– Вы не можете для себя что-то другое найти, чем стоять на холоде?
– А что? Тряпкой махать со сломанными руками?
– У вас проблемы со здоровьем?
– Да.
– И вам государство никакой помощи не оказывает?
– Дождешься! Последнее заберут!
– Сколько вам лет?
– 58. Три года на пенсии.
– Вы не чувствуете, что от этой работы вам хуже для здоровья? Например, от холода, от ветра?
– Ну, когда холодно, я дома сижу.
– В такие дни вы не чувствуете ухудшения здоровья?
– Нет. Зато на свежем воздухе.
– Вас это радует?
– Да. Общение с народом. Тоже приятно.
– И сколько часов вы так продаете каждый день?
– Сколько захочется. Я свободный человек. Могу час постоять. Могу и пять постоять. Как мне захочется. Я рядышком живу. Не езжу, как приезжают. С Барановичей, с Беловежской пущи. Пуховищи. Осиповичи. Откуда только не приезжают. Я никого не жду. Мне надоело – собралась, домой пошла. Все.
– Вы имете прибыль оттого, что люди с электрички идут и у вас что-то покупают?
– Ну да.
– А свои местные что-то покупают?
– А как же. Наши местные еще как берут. Тем более, как я сама местная, я родилась в этом районе, выросла в этом районе, знакомых очень много. Знакомые идут уже ко мне. Они знают мой товар. Потому что у меня товар, я его не перекупаю. У нас в деревне свой парник. Свои теплицы. Я свое все продаю.
– Вам милиция мешает?
– Да. Гоняют. Мы уже в райсполком ходили, вот собирались все, ходили. Просили, чтобы нам вот здесь вот дали площадочку, мы бы за то место заплатили и стояли бы спокойнойненько.
– И что вам сказали?
– Сказали: “Не предусмотрено”.
Интервью и вопросы – Paūlina Kałtavičanka.